Один доктор на сундук мертвецов (репортаж с защиты докторской диссертации)

Один доктор на сундук мертвецов (репортаж с защиты докторской диссертации) Академический институт, куда я шел, занимает особняк конца XIX века и внешне выглядит благообразно. Внутри же он замшел, дряхл и набит какой-то рухлядью так, что скорее напоминает ломбард или покои Плюшкина. Я, в поисках урны, забрел в затхлый закоулок и увидел шкаф. Проинспектировав его содержание, я обнаружил вязанки «Сборников статей аспирантов и студентов института» за 1989 год, а также «Вестник ЮНЕСКО» за 1971 год. Патина и паутина, вуалью ниспадавшая со шкафа, говорила о том, что касаются его впервые лет за пятнадцать.  В воздухе витала пыль столетий и в темных коридорах чудились тени давно минувшего.

Я пришел в особняк, чтобы прикоснуться к одной из его древних мистерий – заседания Ученого Совета по защите докторской диссертации. Большой зал с виньетками на потолке был разделен на две части – слева стоял большой овальный стол, у стены – столик для диссертанта и подальше – трибуна. Справа были ряды для почтеннейшей публики, которая благоговейно внимала таинству.

За столом Ученого Совета сидели древние мертвецы. Было видно, что умерли они очень давно и вылезают из своих склепов  только на торжественные заседания «Ордена могильного Совета». Часть из них сидели неподвижно и только щурились на белый свет, другие тряслись, как мотор колхозного трактора на холостом ходу. Время от времени они задавали вопрос диссертанту, но мямлили так, что понять даже отдельные слова было невозможно. Диссертант было видно, что с порядками знаком, потому что отвечал громко и бодро, но поскольку вопроса никто не расслышал, было неясно, отвечает он по существу или нет. Мертвец, впрочем, довольно покивал головой и взялся налить себе в стакан нарзану. При этом спокойно лил рядом со стаканом на стол, пока мертвец рядом, с более живым левым глазом, не подвел пальцем горлышко бутылки к стакану. Сделал это он спокойно и, как видно, не в первый раз.

В передних рядах зала сидели тоже мертвецы, но посвежее, умершие совсем недавно и еще не заслужившие места за овальным столом, но усердно впитывающие манеры поведения и вальяжность магистров Ордена. Некоторые даже что-то записывали. Я подивился их целеустремленности, поскольку было ясно, что ждать им еще лет двести-триста, пока кости членов овального стола не рассыпятся окончательно.

Дальше, в задних рядах, сидели еще живые, но находящиеся при смерти члены Ордена. Их положение было самым незавидным. Они даже не мечтали о месте за столом, их взгляд считал ряды кресел и они уныло прикидывали, сколько десятилетий должно пройти, прежде чем им позволят воссесть хотя бы на втором или третьем ряду.

Меж тем один из древних мертвецов стал зачитывать отзывы и рецензии на диссертацию. Суть каждого такого послания можно было разделить на две неравные части. В первой рецензент долго описывал, что именно ему непонятно в работе соискателя и оказывалось, что непонятно решительно всё. Фразы типа «Непонятно, почему автор не…», «Неясно, отчего автор…», «Трудно понять, каким образом автор…» висели в воздухе. Затем рецензент переходил непосредственно к оценке самой работы и тут оказывалась, что она решительно никуда не годится. Автор «не уловил самую суть, не смог отразить, забыл упомянуть, не раскрыл главное, ошибся и концепции, неверно интерпретировал, изложил вредный подход» и, в конечном счете, нагадил великой науке так, как не смог этого сделать никто, живший  до него ранее.

Во второй части послания рецензент  кротко замечал, что всё вышеизложенное не является препятствием для присуждения диссертанту ученой степени доктора наук, чего, несомненно, достойна его талантливая работа.

Все это «мертвец овального стола» читал медленно, шепелявя, а само действо заняло более трех часов. В зале было жарко и душно. Когда от мертвецов веет могильным холодом, это еще можно терпеть, но когда от них несет теплым удушливым тленом, становится дурно.

В конце концов, всех попросили вон и древние мертвецы остались на баллотировку, сиречь – тайное голосование. Потом все – живые и мертвые – вновь ввалились в залу и выслушали вердикт, согласно которому из двенадцати бюллетеней подано голосов «за» одиннадцать при одном недействительном. Злые языки из свежих мертвецов говорили, что недействительный бюллетень оказался таковым по той причине, что один из наиболее дряхлых магистров высморкался в него, по ошибке приняв за поданный ему носовой платок.

Новоизбранного доктора торжественно-шепеляво поздравили и все спустились вниз, в парадную залу, где был накрыт изысканный фуршет. Тут члены овального стола живо приставили в фуршетному столу стулья, сказав, что «стары они стоять» и начисто оккупировали его со всех сторон, отрезав все подходы молодым и голодным покойникам.

Я подивился, как они при этом начали мелко и часто постукивать протезами зубов, выедая целые плеши на разноцветном поле канапе и рулетиков.  Изредка, через плечо они бросали отрывистое: «коньяку!» и им тут же подавали бутылку. Окна были плотно зашторены. У едоков вдруг прорезались молодые и бодрые голоса, которыми они громко приветствовали пополнение их рядов, пеняя новому доктору на то, что он «задержался, батенька, задержался, давно бы уж пора, заждались…».

Я вышел из особняка на улицу, светило солнышко, мимо  мчались машины. Кто-то, входя с улицы, открыл дверь особняка и на меня пахнуло сладковатым духом пенициллина и донеслись нестройные голоса из обеденной залы. Пошатываясь, я пошел прочь.