Мастер и нечистая сила (о мистике Булгакова)

Мастер и нечистая сила (о мистике Булгакова) В конце 20-х годов в литературную Москву впервые спокойно, не таясь, вошел лукавый и нечистый дух со своей свитой и комфортно расположился в апартаментах на Садовой. Никогда раньше не бывало такого неслыханного дела, не было черту дороги в первопрестольную, где ауры храмов, перекрещиваясь словно олимпийские кольца, покрывали собой весь город, а «золотые купола кому-то черный глаз слепили». И слепило черта и скрючивало от крестов, но манило чрезвычайно. И вот он уже проник в столицу, вот он в блоковском Петербурге, вьюжным январем 1918, но еще пугливый, еще перебежками, ночью, хоронясь от людей:

– Кто там машет красным флагом?
– Приглядись-ка, эка тьма!
– Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?

Еще Бердяев говорил, что Блок, несомненно, кого-то видел, но не Его, а обезьяну, которая очень похожа и отличается только одной буквой в имени, да венцом – тяжел для лукавого терновый царский венец – нацепил себе «венчик из белых роз». К тому же Бердяев отмечает, что если некоторое явление оставляет по себе «холодное, головное» впечатление, то это много говорит о его природе. Именно такое впечатление оставляет блоковский «Христос».

Весь ход поэмы говорит открыто о том, какую мессу служат красноармейцы. Их двенадцать и даже есть среди них  один Иуда – но всё навыворот. Только одного Петрухи коснулась жалость к застреленной Катьке, но товарищи утешают его, измеряя совершенный грех превосходящей тяжестью будущих:

— Не такое нынче время,

Чтобы нянчиться с тобой!

Потяжеле будет бремя

Нам, товарищ дорогой!

А впереди действительно крови будет – реки и Катькина на снегу просто  капля в море. Вот и идут эти русские парни, как-то вдруг ставшие верными учениками антихриста, который сам еще не верит свершившемуся:

…И идут без имени святого

Все двенадцать — вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль…

Страшные слова.

Но вернемся к московским визитерам. За десять лет они обрели уверенность, стали заметно степеннее и уже ходят по стольному граду совершенными хозяевами жизни, белым днем и за дома не прячутся. Они и правда хозяева, поскольку свято место пусто не бывает и поведение их в Москве говорит об их природе однозначно – глумление, шутовство, ложь и гаерство, за ними — шлейф искалеченных судеб, умалишенных и обращенных в нечистую силу.

Но что привело в Москву главного из них? Ответ простой – искреннее удивление. Как могло случиться, что такая цитадель, куда не мог враг рода человеческого пролезть века, вдруг пала без единого выстрела, сама сдалась в одночасье, рухнув как колос на глиняных ногах?

Может быть, природа людей этих вдруг стала иной, разом лишившись вековой опоры? Ежели, как сказал ему на Патриарших еще живой Берлиоз «В нашей стране большинство атеисты»? Ведь «и бесы веруют и трепещут».

Ему любопытно и ради этого любопытства, собственно, и устраивается печально знаменитый сеанс в Варьете. Он сидит и задумчиво смотрит в зал, силясь понять, в чем же разница:

«—  Но  меня,  конечно, не  столько  интересуют  автобусы,  телефоны  и
прочая…
— Аппаратура! — подсказал клетчатый.
— Совершенно верно, благодарю, — медленно говорил маг тяжелым  басом,
—  сколько  гораздо  более   важный  вопрос:  изменились  ли  эти  горожане
внутренне?»

И всё время, пока свита развлекала почтенную публику, нечистый дух сидел в кресле и пытался найти ответ на свой вопрос и, видно, не совсем находит:

«— Ну что  же, —  задумчиво отозвался тот,  — они  — люди как  люди.
Любят деньги, но ведь это всегда было…
Ну,  легкомысленны…  ну,  что  ж… и  милосердие  иногда  стучится  в  их
сердца…  обыкновенные люди… в  общем,  напоминают прежних…  квартирный

вопрос только испортил их…»

Действительно, эти люди и внутренне практически не изменились, за исключением одной детали – им стало возможно жить рядом со злом и не замечать этого, причем на самом бытовом уровне. Это очень важно —  чтобы внутри у человека была нравственная шкала, и когда она исчезает – становится возможно всё (о чем и предупреждал Достоевский, сказав, что «если Бога нет, тогда всё можно»).

Известна современная притча о керосинщике, который целый день сидел в своей лавке. Каждый входящий крутил носом и жаловался на вонь, на что тот отвечал, что ничего не чувствует и жить вполне можно и здесь. Отсутствие нравственного чувства позволяет человеку так «принюхаться» к греху, что уже и за грех его не почитать, а так – разнообразие мира и мнений.

Вот такая беда и случилась со страной в XX веке и как следствие – личное и общественное панибратство с нечистой силой. Булгакову, как тонко чувствующему писателю, осталось только констатировать факт, что он и сделал виртуозно в своем романе. Если помните, «мастер» со своей ведьмой в финале попадают в ад – достойный конец для хулителя Благой Вести.

Нынче нечистью уже никого не удивить. Заокеанские сатанисты бормочут что-то об иллюзорности Божьего мира в фильме «Матрица», наша белиберда вроде «Ночного дозора»  уже добредовала до какого-то «договора» между «тьмой и светом», что, впрочем, вполне укладывается в демократическую концепцию плюрализма мнений.  Целые киноиндустрии Америки и Европы день и ночь работают на создание образа маньяков, монстров, вампиров, прислужников ада и самого Вельзевула. Противостоит нечисти ницшеанский сверхчеловек, супермен, впрочем, и получивший «из космоса добрую энергию».

На фоне этого зловонного потока экранизация Бортко просто шедевр. Фильм добротен и честен, но, по сути, является движущейся иллюстрацией романа, так как сам по себе не ожил. Подозреваю, что Бортко, как человек умный, и не очень хотел сам связываться с опасным материалом и оттого предельно творчески отстранился от него, словно подчеркивая, что сам ни в кого жизнь не вдыхал, Мефистофеля из огня не вытаскивал, так что всё претензии к первоисточнику.

А сегодняшние споры о том, похож фильм на роман или не похож – нелепы. У каждого свой бес – гляньте только хорошенько в зеркало своей души. Ежели ничего там не обнаружите – значит уже срослось.