ДРАМАТУРГИЯ СЛУЧАЯ

Недавно я вспомнил историю, произошедшую лет двадцать назад и ставшую причиной моего тяжелого нервного расстройства. Я ехал на автобусе поздним вечером, был навеселе и смотрел, как передо мной развалился совсем пьяный мужик. В руке он держал авоську, в  которой торчали три бутылки портвейна. Спустя некоторое время авоську он выронил и одна бутылка откатилась прямо ко мне. Дурак не взял бы этот дар судьбы, а я дураком не был.

Я подобрал ее и принес домой. Следует заметить, что жил я тогда в коммунальной квартире, часть жильцов которой была молода и подвержена Бахусу. Про таких говорил Плюшкин: «Я чай, насмерть пеннику придерживается!».  Привычки же запирать дверь своей комнаты в московских коммуналках в ту пору не было. Я был уже в приличном виде и решил оставить портвейн на завтра, благо утром следовало воскресенье, а начинать воскресенье всегда следует со стакана портвейна. По крайней мере, когда тебе еще только за двадцать.

Вместе с тем я знал, что если оставлю портвейн на столе, то рано утром его могут скоммуниздить кто-то из соседей. Я его спрятал. Причем я знал, что они знают те места, куда я обычно прячу, и спрятал как-то оригинально. В этом была моя ошибка.

Утром я проснулся в прекрасном настроении, зная, что весь день впереди и начать его можно со ста грамм «777». Я встал, чтобы вынуть бутылку из загашника и тут же встал вопрос – а куда я ее заныкал? Вот этого я решительно не помнил. Тогда я, еще спокойный, начал обшаривать все углы.

Ничего.

Я вспотел и начал заново. Подключился сосед, которого я завлек общей целью. Мы делали самые невероятные предположения и заползали в самые пыльно-потаенные места. Тщетно. День был испорчен.

Мы, конечно, пошли и взяли, но осознание того, что где-то тут, совсем рядом, нагло стоит бутылка портвейна, а ты не можешь ее взять, было отвратительно. В тот день мы ее так и не нашли. Как не нашли и на следующий день и через неделю. Она пропала. Жизнь пошла дальше, но не было дня, чтобы я вдруг не бросался в угол комнаты, в сотый раз проверяя потаенные пустоты.

Я стал нервным и раздражительным. Мне казалось, что пьяный мужик с авоськой ухмыляется мне из темного угла и показывает бутылку портвейна, приговаривая: «Не найдешь, не найдешь!» Даже среди ночи я мог вскочить и ринуться под шкаф или на антресоли. Я понял, что так дальше продолжаться не может. По совету друга психолога, я занялся аутотренингом. Я уговаривал себя, что никакого мужика и бутылки не было, что я ничего не прятал и что я могу спокойно жить дальше. Лечение шло успешно, но лишь до того момента, когда я с отчаянным воплем не бросался шарить за батареей.

Вскоре я почти свыкся с мыслью, что с этим кошмаром мне придется жить всю оставшуюся жизнь. Я свыкся с этим, как инвалид привыкает к отсутствию ноги, но которого часто мучат фантомные боли. Я даже почти спокойно мог смотреть, как разливают портвейн и только горько улыбался при этом, как улыбается ветеран гусар при виде юных корнетов. Именно тогда у меня появилась первая седина. Так прошло три месяца.

И вот в тот момент, когда я уже перестал осознавать, что медленно деградирую, небеса сжалились надо мной! Я полез в книжный шкаф на самые верхние полки, где стояла, пылясь, юридическая литература – мне надо было подложить два фолианта под сломанную ножку дивана. Вынимая пыльные кирпичи, я вдруг увидел, что за ними что-то блеснуло. Замирая и не веря в счастье, я заглянул и…

Она стояла там, эта прекрасная бутылка (кто мог подумать, что между тяжелыми томами и стенкой шкафа было пустое пространство?!)! Я бережно взял ее. Я её обнял, я был счастлив так, как никогда раньше в жизни (да и позже тоже)! Я вдруг почувствовал, какой тяжкий камень я нес на себе все это время, и как легко было, наконец, сбросить его с себя!

Я пил портвейн небольшими глотками и, поверьте, никто доселе не пил такого прекрасного вина! Букет был изысканнее многолетних выдержанных коллекционных вин. Это было вино освобождения, вино вдохновения и свободы! Я созвал всех соседей, они, всё это время молча сочувствуя моей трагедии, благоговейно смотрели на стакан и даже не сразу согласились пригубить глоток (жертва, оцененная мною сполна).

Но я никому не желаю пройти по тому тернистому пути, который выпал на мою долю. Но если всё же вам придется такое вынести – живите спокойно, больше вам в жизни не страшно ничего.