Добре Прага

Добре Прага Честно говоря, я так и не понял сверх, так сказать, идеи почтенной Конференции. «Диалог цивилизаций», «Европа в XXI-м веке», Это всё хорошо, но не шибко ясно. Да и ладно, Прага город видный, визит расширяет кругозор, тем более за счёт чьего доброго кармана.   Доброго, потому что на борту чартера всем нам почтительно предложили водку, коньяк и виски в либеральном количестве, так что выходил по трапу я, ласково щурясь на пражское солнышко. Тут же всю делегацию загнали в какой-то холл, где каждого зычно и внушительно приветствовал солидный мужчина с бывалым лицом. Он вручал входящему бокал шампанского и говорил:

— Проходите, гости дорогие…

При этом делая ударение не там, где надо. Тут надобно сделать ремарку о странностях здешнего языка. Вообще-то все чехи говорят по-русски, но очень коряво, путая ударения, а то и словосочетания. Это и есть чешский язык. При мне на улице (я шел мимо стройки), один рабочий сказал другому: «воды подай». Он думал, что сказал это по-чешски, и все они тут так думают. Правда, порой  начинают так сленговать, что ни хрена не разберешь, хотя ощущение чего-то родного остается.

Так и солидный муж Зденек (наш встречающий), сообщил нам, не суть на каком языке, о том, что рад нас видеть. Затем он возвысил голос и торжественно сказал, что мы приехали в другую страну. Я было поднял бровь, но он пояснил, что только вот недавно Парламент Чехии отверг американские радары  и теперь Чехия совсем не то, что неделю назад.  Вздоха облегчения нашей делегации я не услыхал, но тут же насторожился, ибо Зденек сообщил вдруг громко, что в номерах всех ждёт «сюрприз» в виде шампанского и коньяка. Почти тут же нас рассадили в грузные автобусы и потащили в отель.

Я вот что сразу скажу про этот город, чтобы не было потом недоразумений. Вот есть яблоко. В нём сердцевина – это Старый Город. Есть кожура – новостройки. А есть мякоть, в ней, собственно и есть пульс той Праги, где  живут живые люди.  И вкус её,  честно говоря, пресный. Серые дома в четыре – шесть этажей уходят туда и сюда в прямую перспективу, чистенько, зелено, но глазу отдохнуть решительно не на чем. Я нарочно ходил именно по этой вот Праге, человеческой и жилой, и всё пытался понять её характер, да так и не смог.   Уже почти не Прибалтика, но ещё и не неметчина. «Наследие совка» скажете вы, и ошибётесь. Нет, тут иное, все эти рядовые кварталы, ряды бетонных коробок, нарочитая простота и скудость – это что-то от характера и явного нежелания усложнять.

Конечно, каждый квартал отмечается пивным кабаком, откуда несёт гомоном и густопсовым духом и только тем хоть как оживляет пространство. Я был там в пол седьмого вечера и улицы были почти пусты, только мордатые парни пузом вперёд шаркали к этим кабакам.  А остальной народ? А он без лоску. Столичной физиономии я не увидал, эдакая Рига с Тамбовом пополам. Смотрят простовато, одеты торовато, через дорогу ходят как и у нас, т.е. наискось и где вздумается. Водилы, правда, тут же тормозят и никого не давят, так что всё по- доброму.

Вот и отель наш такой же прямой, правильный и добротный. В номере, замечу, я тут же стал искать искомый «сюрприз», но тщетно. Я даже под занавеси заглянул и под кресло – ничего. Потом выяснял у коллег, у них тот же результат. Это как понимать? Мелкая месть за 68-й?

И вот что я вам ещё  скажу – в городе нет красивых женщин. Вообще.  Взрослые тёти все какие-то насупленные и мужиковатые. Девки юные – гавроши нечёсаные с  выражением: «А мне плевать, трахнут меня или нет». Одни старушки милы, но немного странноватые. Я встретил трех таких за день, шли и что-то громко доказывали самим себе, раздражённо и напористо. Не знаю, может это мне повезло так или впрямь эпидемия какая в городе…

Короче, вот та Прага, где живут – она скучная. Нет, обустроенная добре, удобная житейски, но скудная какая-то, без выражения, без характера и внутреннего движения живой силы.

Простите, пражане, но я имею право так говорить.   Сам москвич и могу предположить, что сторонний наблюдатель выскажет о моей несчастной матушке-Москве. Как страшно изнасилованная женщина, так и город после нападения «новых строителей» несёт на себе печать омертвелости,  неспособности уже ТАК жить, радоваться, любить, как прежде. Великие творцы «нового», в сущности, насильники, в угоду своей творческой похоти, надругавшиеся над естеством жизни беззащитной красавицы. Впрочем, это отдельный и тяжкий разговор.

Но, вот вам дела житейские. Скажем, стол. Дело важное и заметное в жизни любого.  А он вполне. Основателен и по солидности к русскому восходит. Есть и отличия, достойные уважения. К примеру, тут суп едят дважды, в обед и за ужином. И супы всё не глупость протертая, как в лягушачьей Франции, а вещь уважительная. К примеру, днем был наваристый и весьма похвальный бульон с фрикадельками, вечером того же дни – солянка густая квашеной капусты с сардельками. Последняя хороша была до прихлёба и испарины. Вторым днем я вкушал суп-лапшу с белым мясом куры, а вечор – мясной с овощами, всё было ядрёно и отменно по вкусу, так, что и добавка сама в тарелку просилась. Мысль двоесупия мне пришлась по душе, так что теперь и сам и вам советую супом не манкировать и ввечеру.

Вторая перемена означалась при мне многочисленными вариациями шпикачек, сосисок, колбасок всех сортов и видов, из которых мне выделили один, белесого цвета и отменного мясного духа. Их чехи особенно отмечают, говоря, что белесый оттенок и есть собственно мясной, потому как натуральное отварное мясо бледное, а не красное, чему сам был свидетель неоднократный.

Тут же предлагаются честные мясные котлетки, которые весьма хороши с отварным картофелем с зеленью, форель и прочая нежная рыба. Но особенно отмечу гуляш, густой, с особой мясной сутью, так что не токмо сам гуляш хочется съесть, а и весь соус хлебом обтереть для полноты удовольствия. Я уже не говорю об обилии закусок всех сортов и видов, но глава чешского стола питьевого – конечно пиво.

А пиво здесь лучшее из того, что я пивал, поверьте старому страннику. В здешнем пиве услыхал я воздушные ноты с мягким привкусом хмельной весны. Тут нет горечи, но именно весёлость и свежесть, чистота и лёгкость, и конечно – полнота вкуса, именно та, что заставляет оторваться от кружки и, ещё не обтерев усы, промолвить: «Да-а-а! Замолаживает!»

Но, честно скажу, дорогие мои. Всё это душевно и умиротворительно, только   тяжелеешь быстро, пивная весна отдается в животе перевесом вперёд, а мысль опускается в седалище – где бы его примостить? Тяжелые веки, сытый «ик», зевота, безличный взгляд окрест… «добре, добре»…  «ик»… «а вот мы завтра другой сорт шпикачек… и пива… сорт…»…

Неделя прошла, глядишь, мысль-то и сузилась. До шпикачек. И расширяться боле не желает.

Впрочем, пока есть любопытство, вот вам Старый Город. Который мы не будем называть «Местом», у угоду местному сленгу.   Это вот как раз та самая Прага, о которой все охают.  Что сказать? Да, она хороша, изящна и смугла вековой древностью. Но для меня, сызмальства истоптавшего Таллинн, нет диковины в этой красоте. Добавь завитушек в ратушную площадь Старого Таллинна, выйдет пражская Staromestske nameste. Так что нас голой Прагой не возьмешь, а паче разодетой.

Те же шпили, узкие кривые улочки, столики под зонтами, да сувенирные лавки, да пестрые стада  зевак, от которых раньше хоть забавное щелканье было, а теперь и того нет – цифра! Кстати, лавки меня позабавили – в одной совершенно русские  матрешки штабелями, разрисованные подо что угодно, от ангела до Обамы. В другой – майки с надписью «СССР», военные ушанки со звездой красной, да танкистские шлемы тех же летов.  Продавцы – молодые ребята, охотно переходят на правильный русский, спросив, откуда вы. Я полагал, мне надо извиняться за  68-й, а тут впору у них долю с бизнеса брать. Чудеса.

Ну а так, всё как полагается. В Европе. Я бы не сказал, что Старая Прага как-то уж очень краше прочих городов средневековья, ну, может, слегка, но не шибко. Прошел я все эти брусчатые загогулины часа за три и то час с лишком сидел в пивных кабачках, где хлебнул отменного пива «Гамбринус» и оценил его личные качества, да ещё какого-то крапивного,  поглядывая на пустые окна расфранченных фасадов. Город-то мертвый, как торжественно прибранный покойник, живые люди давно его покинули и только хладные туристы с неприличным любопытством вглядываются в его нарумяненные и недвижные черты.

Впрочем, есть тут и вполне себе шевелящиеся древности. Организаторы наши придумали проводить Конференцию в монастыре Бржевнов, которому уже тыща лет (основан в 993 году) и оттого он рожден до разделения церквей, по их словам (что не совсем так, но ладно). Это соображение давало монастырю преференции в приёме представителей разных конфессий, которые в делегации были представлены. Отвозили в монастырь к 9-ти утра, а забирали в восемь вечера и высидеть там весь день не представлялось никакой возможности.  Я удирал и ловил такси, с которым, кстати,  в городе засада. Частники не везут, а эти жёлтые гады появляются раз в полчаса.

Сам монастырь мало что сохранил с рождения, а нынешний его облик обязан 17-му веку и не очень интересен для глаза. В коридорах монастыря на стенах древние портреты то ли настоятелей, то ли иных духовных лиц. Многие сидят спиной, но поворотившись к нам взглядом. Рожи, я доложу, совершенно разбойничьи, босые и смотрят так, как у нас, когда хотят спросить: «Тебе что, в пятак?» Глаза как у нынешних европейцев. Ни души,  ни прожитой жизни в них нет, может добрый человек, а может душегуб, поймешь, когда поздно будет.

В монастырском соборе я взял открытку с молитвой «Помилуй, Господи», текст которой привожу в подтверждение русских корней чешского языка: «Hospodine, pomiluj ny (ны – нас)! Jesu Kriste, pomiluj ny! Ty, spase vseho mira, spasi ny! Usliŝ Hospodine hlasy naŝĕ (гласы наши)!»

Убедились? То-то же. Самих монахов мало и все они похожи на братьев из фильма «Дуэнья», т.е.  вид имеют совсем не постный. Тут вообще религиозные общины малы и воспринимаются наравне с обществом филателистов или любителей китаянок. Людей много, вкусы разные, всяко бывает. Пиво и шпикачки – вот истинная вера и главное – вполне осязаемая и проверенная, и пузо довольна  и душа. Так сказать, вера, данная нам в ощущениях. Это я, упаси Боже, не свысока, нам водочка тоже в ощущениях приходит, и люди по доброте душевной часто  чувствами этими делятся, кто пожеланиями, а кто и кулаками. Так, в русле рассуждений о местных нравах. Вполне невинных и тихих. Тут даже в парках все псы на поводках, а дерьмо при мне одна дама собрала, да в сумочку поклала, сам видел из окна монастыря.  Там у них за древней стеной парк большой, с той стороны. Вот взяла с травки пакетиком и – в сумку к себе. И никакого полицая окрест – я осмотрел сверху.

Вы спросите – а как же Конференция? А всё путём. Лица значительны, речи умны, голоса поставлены, на фуршетах гомон, в автобусах шутки, на обеде звяканье. Что до содержания, то тут я вынужден признаться в одной странной болезни. Я, когда выступаю сам, понимаю, о чём речь и говорю с чувством и модуляциями. Но вот когда начинает говорить кто другой, тут прямо через полминуты совершенно теряю мысль оратора и, сколько не силюсь, уже не могу её поймать. Всё сливается в какое-то гу-гу, а смысл – нет, не ловится. Поскольку я не могу  упрекнуть выступающих в поголовной клинической дислалии, остается дать диагноз себе. Нет, иногда  вдруг просветление  и тогда начинаю слушать с интересом и даже с умилением. Но проясняется редко, очень редко, сам не пойму, с чем связано. Туман и гу-гу. Беда.

Некоторые докладчики читали с листа, вот это хуже некуда. Мало того, что ничего не вмещается, так ещё и веки точно свинец, хоть спички вставляй. Прямо морок неодолимый, приходится периодически резко трясти головой и выпучивать глаза, что производило неприятное впечатление на сидящих за столом. Некоторые глядели с тревогой, на что я улыбался и пожимал плечами.

Но про Конференцию другие напишут, умов там много. Конференсанты всё люди с глазами добрыми, а организаторы отменно предупредительны. Они накатали такую подробную Программу заседаний, что я ничего в ней запомнить не мог и постоянно справлялся по ней, найдя там даже такой вот трогательный пассаж: «Территория монастыря вымощена брусчаткой, рекомендуем носить удобную обувь». Дамы совету не вняли и ходили смешно.

Вечером организаторы, как люди бывалые, повлекли нас на ужин на теплоходике по Втлаве «с водочкой и коньячком!», как объявил главный распорядитель Зденек.   Как не ехать? Я полез в автобус, где рядом со мной сел тщедушный тип в костюмчике, которого я чего-то не мог припомнить. Двести человек – как  разобраться?

На теплоходе, на нижней палубе большой зал, по бортам столики, в центре длинная витрина с подстрекательной снедью. После рассадки десятерым не хватило места и они топтались во всё продолжение торжественного спича, открывающего банкет.  Конец речи, Зденека, объявившего о самообслуживании потонул в грохоте стульев. Общество оживилось, поскольку спиртного выдавали добре, без отказу. Проходящий мимо Зденек пожаловался на то, что  на банкет проникли «мародеры», которых сейчас выявляют и выводят вон. В их числе оказался и пой автобусный сосед.  Тут их целая каста, как-то разнюхивают что где и тем кормятся.  Впрочем, они успели урвать от жизни и выводились по трапу весело, с чувством исполненного долга. Я где-то читал, что ранее в Грузии так можно было жить годами, читать объявление в газете о свадьбе или похоронах и являться кисельным родственником за обильный грузинский стол. Там их, говорят, даже не просили удалиться – какой же грузин гостя обидит?

В отель автобусы возвращались, полные гомона, хохота, громких споров и восклицаний. Хотя время клонилось к полуночи, веселье перетекло в кабак на первом этаже отеля. Из-за пазух появились заныканные на борту бутылки и закуска, которую делегаты стяжали там же. Даже я наутро обнаружил в кармане пол яблока, хотя не помнил за собой подвига на сей счёт.

Зато тихо было в автобусе поутру. Те, кто вчера обнимались, сегодня еле кивали, а ежели кто немилосердно пил минералку, все отворачивались. На Прагу смотрели брезгливо и с неодобрением.  В монастырь шли понуро, но, к удивлению, обсуждение на нашей секции прошло живо, с умными мыслями, изложенными изящно. Вот и говори, что алкоголь чего-то там тормозит. Да я на чакры согласен, если признают, что пьянство их раскрывает.

И с этими мыслями я покинул заседание, поскольку уже открылся монастырский кабак, где я хотел заиметь своё мнение насчет здешнего пива. И заимел. Капитальное пиво, мягчит мысли и свежит душу, так что заключительное пленарное собрание я слушал добродушно и благосклонно.

На третий день в Праге – это уже слишком. Там был, это видел, здесь ходил, это пил, то ел. Ну, что вам еще? Полагается проявлять здоровое любопытство и восторг. Но любопытства нет. Никакого. А восторг выражать – ещё стошнит, чего доброго.

Я ехал в Прагу без трепета и покидал её без сожаления. Чужих жизней много, всех не пересмотришь, да и устаёт глаз от иного,  с годами своё всё родней, а чужое – хладней. Добрая земля Прага, Бог с ней.

Домой, домой!

P.S. Сценка в зале ожидания отлёта. Входит барышня с проштампованными паспортами, называет фамилии и отдает сидящим. Очередной призыв:

— Гречко!…

— Так он же умер – спокойно говорит сидящий напротив меня Геращенко.

— Как    умер… — голос барышни слабеет.

— Это Виктор Владимирович о министре обороны СССР – говорю я.

Бывший главный банкир страны беззвучно трясется от смеха.

Прага, май 2009