Банкротство

Банкротство

«Нас ждет великое банкротство,

 и мы бессильны ему противостоять…»

 Виктор Астафьев

 В одном из писем жене Виктор Астафьев писал: «Страшно, когда лишаешься надежды. Но я слишком пристально слежу за тем, что происходит в нашей литературе, слишком сторожко жду изменений к лучшему и даже пытаюсь внушить себе, что они есть, что они продвигаются, и вижу: самообман уже не помогает». Подчёркиваю – это писалось сорок лет назад, когда были ещё национальные силы в русской литературе, когда ещё творили они и оживляли русское пространство. Но писатель всё-таки разглядел в тумане будущего грядущую катастрофу. Сегодня мы является ее свидетелями.

 Что же произошло? А вот что: впервые за тысячелетнюю историю нашу мы остались без национальной культуры. Может, для какого другого народа это и прошло бы незаметно, в мире много всякого. Но не для нас. В русской истории живая культурная и народная жизнь есть почти синонимы, великие творения искусства есть для нас образцы, символы национального духа, неуспокоенной совести и нравственных вершин правды Божьей.

 Всей душой народной воспринятое Православие преломлялось в нашей истории через творчество, в основе которого утверждались любовь, сострадание и правда. Образцы национального творчества имели своим основанием общее нравственное напряжение. Искание высшей цели жизни и обретение высшего смысла в её земном течении.  В этом состоянии проходило обретение и освоение Русского пространства. Того самого,  которое сегодня застыло на карте мира.

 Именно так государственность сочеталась с национальным стремлением к развитию – чрез соединение великих государственных целей с целями национальными в их нравственном значении и смысле. Только тогда Россия имела импульс к национальному движению, когда ставила великие цели, основанные на традициях развития духовного.

 Я утверждаю – проявление национальной энергии и веры в будущее в России  возможно лишь при наличии великих целей, основанием своим имеющих нравственные традиции и духовные образцы. И напротив – отсутствие таких целей, политический прагматизм и идеология вульгарного позитивизма разрушают национальную энергию, рождают апатию и душевную вялость.

 В истории русской все падения связаны с национальным распадом и  не раз  страна была на грани пропасти. Но каждый раз именно нравственное усилие народа возрождало национальное сознание, и преодоление кризиса сочеталось с постановкой великих целей. Религиозное сознание настолько пронизывало собой ткань народной жизни, что – вдумайтесь – даже Пугачёв на допросе говорит: «То Богу было угодно наказать Россию чрез моё окаянство».

 Однако национальный раскол второй половины XIX века оказался непреодолимым. Генезис нашего сегодняшнего банкротства очевиден. Катастрофа произошла ещё в октябре 1917, и заключалась она именно в отрицании национального духовного опыта.  Но власти обладали  определенной бесовской хитростью и предложили нравственно распущенному народу ложно великие цели и тем соблазнили многих. Словно две жизни проживала раздвоенная страна – великие стройки и энтузиазм «новой жизни» и тут же, за проволокой — кровь, страдания и смерть.

 Авраам Линкольн говорил: «Можно долго обманывать часть народа, можно короткое время обманывать весь народ, но никому еще не удавалось долгое время обманывать весь народ». Не знаю, долго ли это для истории – 74 года, но для нас хватило с лишком. Главный и мучительный результат – разорение национальной жизни и национального пространства, того самого, которое осваивалось и нравственно выстраивалось столетиями. Сегодня много глаголют о советских достижениях,  и спорить с этим даже как-то неприлично – стариков можно обидеть. Но они тоже разные бывают, старики – ещё неизвестно, какие больше обидятся, за Советскую власть или наоборот.

 Да, были подвиги, была Последняя Победа, были нравственные поиски и, случалось, одинокий  голос совести  звучал громче партийного рёва о «великих свершениях»:

Под крутые боевые речи

 Что-то перестали сеять гречу.

Под решенье мировых вопросов

 Что-то перестали сеять просо.

Под статейки о колхозном праве

 Что-то перестали сеять травы.

Что-то в царстве света и металла

 Масла конопляного не стало.

А ведь помню – от такого масла

 В старом блюдце тряпочка не гасла.

 Но ещё слышнее был звук топора, рубящего корни национальной жизни и картина этой жизни после этих трех четвертей века обозначается одним словом – разорение. «Мы весь старый мир разроем до основанья», пелось в первой редакции знаменитого гимна. Т. е. до самого основания требовалось выкорчевка. И она удалась. Но вот сил на строительство нового мира не оказалась и понятно, почему. Для созидания нужны нравственные силы, а они разорением отымаются напрочь. Кто был нечем, ничем и остался.

 Но после разорения единственным естественным глаголом может быть только – восстановление.  Восстать, значит подняться, как подымается человек после греховного падения.  Это нормально, в этом особого и подвига-то нет, это жизнь христианина. Конечно, надобны силы. У самого нет, падение обессилело, выход один – просить у Бога. Как уже не раз в русской истории бывало, и Он всегда давал. Просящему дают и стучащему отворят. Это наш Закон, по нему жили тысячу лет. И поднимались и шли на великие дела и свершали их, с помощью Божьей.

 Так что же сейчас медлим? Страшный симптом навевает страшную догадку. Ведь вакуум культурного национального пространства есть признак отсутствия нравственных сил. Опустошенная русская земля, лежащая в разорении есть признак омертвелой души, из которой не могут родиться нравственные культурные символы. Малодушный страх перед великими начинаниями есть признак сомнения и неверия.

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

 И человек отчаянно тоскует,

 Он к свету рвётся из ночной тени,

 А свет обретши – ропщет и бунтует.

Неверием палим и иссушен,

 Невыносимое он днесь выносит.

 И сознаёт свою погибель он,

 И жаждет веры – но о ней не просит…

 Это Тютчев о том человеке, позапрошлого столетия. Он ещё «рвется к свету», ещё «сознает свою погибель».  Нынешний рвётся ли и сознает ли? Верю, что так, впрочем, мнения могут разделиться. Но – не просит. А это приговор.

Без национального покаяния невозможна просьба. Как без Исповеди нет Причастия. Без сопричастности нет прошения, а значит — нет помощи и нет сил. Оттого и нет сегодня ни великих дел, ни живого культурного пространства, ни национальной энергии возрождения.

 Определённо заявляю – мы сегодня медлим преступно, промедление наше смерти подобно. Русский мир так устроен, что если нет великих дел, то не обустраиваемся мы уютно в быту, как дряхлая Европа, а омертвеваем духовно и впадаем в гадости — воровство, пьянство, лень, ложь и прочая. Копится неправда и мучает души людей и множит злобу и рознь. И уже вековая мечта общечеловеков о разделении русской земли в который раз кажется явью. Но зачем опять доводить до «смертного боя»? И сможем ли мы тогда повторить дела тех стариков, которые сегодня еще дымят «Беломором» на трибунах Красной площади 9-го мая?

 Нам надобны Великие дела. Народу нужен нравственный герой. Чрез покаяние, чрез делание и слышание Правды, чрез восстановление национальных нравственных ценностей, мы можем свершать великие дела. Память сердца, заложенные в душах доблесть и честь предков, русская слава  нам тому порукой.

 Прости нас, Господи, и помилуй. Спаси и сохрани Россию.